В минувшем сезоне Евгения Симонова по приглашению Галины Волчек и режиссера Евгения Арье сыграла Тамару в спектакле «Современника» «Враги: история любви». По результатам зрительского голосования, работа актрисы выдвинута на премию «Звезда Театрала-2011» в номинации «Лучшая женская роль» (итоги премии будут объявлены в декабре). А в начале этого сезона Евгения Симонова удивила зрителей еще одной сильной работой, сыграв в Театре Маяковского главную женскую роль в тургеневской пьесе «Месяц в деревне». С разговора об этой работе и началось интервью…
– Евгения Павловна, время часто диктует спрос на авторов. Например, в эпоху перестройки стали популярны герои Островского с их бешеными деньгами или пороками от бедности. Но бывает и противоположное: сегодня тургеневские персонажи с их нежными чувствами, казалось бы, совсем не вписываются в эпоху. И театр словно в противовес времени показывает этих выпавших из жизни типов…
– Да, совершенно согласна…
– В связи с этим вопрос: лично для вас, о чем спектакль «Месяц в деревне»?
– Для меня он о том, что мир чувств, мир ощущений совсем не меняется. Он и сегодня такой же, каким был в эпоху Тургенева. Какой бы социальный строй ни был на дворе, – человеческий мир особо не изменился. Мысль не оригинальна, но она бесконечна: если Софокл или Еврипид могут звучать современно, то чего уж говорить о Тургеневе. Это спектакль про чувства и чувствование. И здесь во многом сказались поэтические пристрастия режиссера Александра Огарева. Вместе с художником Татьяной Видановой он создал атмосферу поэтического театра – красивый изысканный мир. И при этом нашу работу сопровождало стремление вверх – путь к чему-то светлому, позитивному. Мы сошлись на том, что сильные чувства никогда не проходят бесследно. И пусть они не приводят к счастливому финалу, но они все равно обогащают человека. Тургеневские герои, как известно, расстаются, но при этом каждый уезжает с неким своим «приобретением». Каждый из них что-то вынес из этой скорбной истории. Для меня «Месяц в деревне» актуален всегда – как музыка Баха, которая поддается любому стилю исполнения. Кстати, в актуальности этой темы я окончательно убедилась буквально через пару дней после премьеры. У моего 12-летнего внука Леши и дочери Зои дни рождения идут друг за другом. Я пришла к ним в гости, и Леша произносил тост. Он сказал: «Мама, понимаешь, каждый год мы празднуем день рождения. Что это такое? Это некий итог накопленному опыту, каким-то знаниям, чувствам». Над столом повисла тишина. Леша продолжает: «Ты как бы смотришь на себя со стороны. Мама, тебе 35 лет, но ты не стареешь, а приобретаешь все больше и больше опыта». Как 12-летний мальчик пришел к такому выводу, – это, конечно, отдельный вопрос. Но главное, что он точно сформулировал мысль, которую мы вкладывали в спектакль. Я была потрясена…
– Ваша героиня живет в достатке, но ей не позавидуешь, поскольку для личного счастья она должна сделать сложный выбор. А вас жизнь ставила в такие рамки?
– Ставила время от времени. И в «мире чувств» у меня тоже были сомнения. Но мне помогла разобраться в себе Ада Владимировна Брискиндова – замечательный педагог из Щукинского училища, которая преподавала французский язык. Она не раз говорила: «Если сомневаешься – то не делай ничего. Совершай поступок, только когда не остается сомнений. И даже если все кругом будут против – не обращай внимания. Главное – это твои собственные ощущения. А пока ты спрашиваешь, что делать, – не нужно делать ничего». И я по сей день следую ее совету.
– Но ведь это идеал, а в реальности не всегда успеваешь сориентироваться в ситуации…
– Все равно нужно остановиться и спокойно все взвесить. Если бы я жила только эмоциями, то давно бы ушла из Театра Маяковского, поскольку не раз были порывы бросить все и перейти в другую труппу. Например, у меня был период, когда я очень долго не репетировала и понимала, что в новых постановках не сыграю…
– Я полагаю, что именно в такие периоды вы и начинали сотрудничать с другими театрами. Так, вероятно, возник в вашей жизни «Современник»?
– Да, потому что когда актер испытывает голод, он может утолять его на стороне. Причем я «ходила на сторону» и раньше – играла на Таганке, в «Табакерке», в Театре армии, Театре Станиславского. Но мой первый опыт подобного рода был связан с театром «Сфера», который я очень люблю. В этом году, кстати, «Сфере» исполняется 30 лет, и Екатерина Еланская пригласила меня на праздник. Я непременно буду, потому что с этим театром связан очень мощный отрезок моей жизни: я сыграла там несколько спектаклей, но самое главное, Екатерина Ильинична очень многому меня научила, поскольку все время «растягивала амплуа»: она предлагала делать то, чего я раньше никогда не делала. Например, в спектакле «Там вдали» мы вместе с замечательным актером Евгением Киндиновым сыграли шукшинских персонажей. А еще Еланская научила меня читать стихи, хотя я раньше боялась этого как огня. Она давала мне работу, что называется, на сопротивление: я мучительно боролась, чтобы оправдать ее надежды.
– Но эта отчаянная борьба с собой, наверное, никуда не уходит? Я удивился, когда на одной из встреч со зрителями, вы сказали, что все равно чувствуете легкую дрожь…
– Да и не только на встречах. Так произошло, например, на «Врагах» в «Современнике», когда я провалилась…
– В каком смысле?
– В прямом. Я стала проваливаться. Это первая сцена, которую репетировали больше всего… И больше всего, мне казалось, я ее чувствую. Но начались показы на зрителях и я один день сыграла неплохо, а на второй пришел весь «Современник» и я, как назло, чувствую абсолютную пустоту. Просто ступор какой-то. После спектакля за кулисы пришла моя обожаемая Марина Мстиславовна Неелова. Слава Богу, я не знала, что она в зале. Но когда она заглянула ко мне в гримерку, я хотела покончить жизнь самоубийством, потому что бесконечно ее уважаю, она мой кумир, а тут такой позор. И все же она очень хорошо отнеслась к спектаклю, а мне сказала такие точные вещи, которые мощно помогли. Но все равно я прорыдала весь банкет. Галина Борисовна говорила: «Хватит. Сколько можно плакать. Надоело…» Я понимаю, что походила на городскую сумасшедшую, но думала: «35 лет работаю в театре и почему мой актерский аппарат по-прежнему дает сбой? Я ничего не освоила. И как бы меня ни утешали, – я вижу, что роль не получилась». Можно быть изумительным артистом и в какой-то момент провести зрителя на театральной мякине: ну не посетило вдохновенье – сымитировал поведение своего героя, технически провел спектакль и поехал домой. А я так не могу. Причем как только у меня возникает иллюзия, что я совладала с собой, – внутренний аппарат тут же ломается. Это серьезный недостаток.
– Признаться, не ожидал такого ответа. Думал, вы вспомните, например, репетицию с Гончаровым, когда что-то не сложилось. Но представить, чтобы до сих пор это чувство осталось…
– По сей день. Оно никуда не ушло.
– И все-таки я понимаю наших читателей, которые выдвинули роль Тамары из «Врагов» на премию «Звезда Театрала». Кстати говоря, в жизни вы встречали таких женщин?
– Я мало видела женщин, которых «перемолотила» война. Но внутренний мир Тамары хорошо понимаю, поскольку видела женщин, которые потеряли детей. Для меня вообще детская тема – особая. У меня всегда была дикая жажда материнства, поскольку свою старшую дочь Зою Кайдановскую я родила в самый неподходящий момент – в 21 год, когда оканчивала училище. Но передо мной вопроса «рожать или не рожать» никогда не стояло. Я знала, что у меня в жизни может многого не быть, но только не детей. И все что связано с детьми, с их болезнями, с их проблемами – для меня всегда было чрезвычайно важным. Я совершенно убеждена, что ничего страшнее, чем потеря ребенка, на свете не бывает. Я встречала женщин, которые пережили смерть своих детей. И хотя жизнь со временем сглаживает эту трагедию, все равно есть жестокость в том, что человек остается жить: потеря ребенка – это открытая рана на всю жизнь. Когда мне было 25 лет, погиб наш однокурсник – замечательный актер Стас Жданько. Его мама на похоронах стояла над гробом – у нее было недоумение на лице – и все время говорила: «А почему у меня сердце не разрывается?» Она не понимала, как может быть иначе. В Тамаре тоже есть эта черта: она пережила не только смерть детей, но и потерю мужа. Ее личная драма усиливается, когда она узнает, что муж выжил в той страшной войне, но возвращаться к ней не намерен. Как только я прочла произведение, то ужаснулась, потому что безумно хотела репетировать с Евгением Арье и приглашение Галины Волчек для меня было особой наградой, – но начались сомнения: как играть? Там сквозная тема – потеря детей – к чему даже подступаться очень больно. И мысли были соответствующие: «А как же так? Нет, я не смогу ее сыграть – у меня не хватит ни сил, ни арсенала человеческого и профессионального». Но поскольку предложение я приняла, – то поняла, что буду пытаться. Арье грандиозный режиссер и на первой же репетиции он мне сказал: «Да, Тамара словно умерла на той войне, но ведь формально она продолжает жить и продолжает любить своего мужа. И даже продолжает его ревновать. И мы будем пытаться найти ту сторону, когда человек, пройдя через адские страдания, все равно жаждет жизни». Я думаю, в ней, как и в каждой женщине, есть какая-то внутренняя защита. Она глубоко подсознательная, но вот это непоколебимое стремление к продолжению рода так сильно, что жизненные силы берут верх…
– Раз мы коснулись семейной темы, неизбежен вопрос: а как у вас складываются творческие отношения с Зоей Кайдановской? Все-таки две актрисы в доме – это, наверное, непросто…
– Мы вообще ведь с Зоей не похожи ни внешне ни внутренне, хотя у нас связь пуповинная, как и с моей младшей дочерью. И вообще женская линия в нашей семье всегда была очень сильная. Зоя совсем особенная. У нее такой мощный потенциал, что мне кажется, она и сама не знает, сколько всего в ней намешано. Например, у меня, всю жизнь было невероятное стремление к покою. Я могу пойти на компромиссы, лишь бы избежать острой ситуации. Иногда даже ругаю себя за это, поскольку бывают ситуации, когда надо ответить резким отказом. И в этом смысле мне очень многое приходилось преодолевать в себе. А Зоя гораздо смелее и в жизни и в творчестве. И к своим 35-ти годам она добилась столько всего, что и не каждый артист способен. Я, например, настоящей артисткой почувствовала себя только к 50-ти годам, поскольку мои природные способности очень средние, а ей многое легко дается.
– Чему-нибудь научились у Зои?
– Нет, научиться этому невозможно. Недавно она сыграла Агафью Тихоновну в «Женитьбе» Театра Маяковского. И я бесконечно благодарна театру и моим коллегам, которые дали ей такую возможность и приняли в этот замечательный спектакль.
– До нее ведь эту роль играли вы…
– Я сыграла Агафью Тихоновну около 400 раз. Когда Сергей Арцибашев назначал меня в этот спектакль, мне уже тогда было 47 лет, а Агафье по пьесе 27. Я сказала: «Сергей Николаевич, я на двадцать лет ее старше». Он ответил: «Она засиделась в девках». Я подумала: «Ну, не настолько же». Но все равно вошла в этот спектакль. На своем 50-летнем юбилее я сказала по ходу спектакля: «И пятидесяти лет не провела в девках». Думала, зал засмеется, но повисла какая-то пугающая тишина, хотя все знали, что пришли на юбилей. А потом я поняла, что иду на рекорд Гиннесса, потому что мне исполнилось 56, а я по-прежнему играю 27-летнюю. Наконец, я ушла и вошла Зоя. Во многих моментах ее игра была гораздо точнее моей. А на следующий день мои театральные товарищи говорили: «Жень, не обидишься? А Зоя-то играет получше тебя». Но для меня это высший комплимент. Если мне что-то и приходилось сочинять в характере Агафьи Тихоновны, то Зоя многие черты нашла в себе…
– Как вы относитесь к театральным бунтам, которые в минувшем сезоне волной прокатились по ряду театров?
– Не хотелось бы касаться этой темы, поскольку и наш театр, как известно, не избежала эта участь. Да, были некоторые противоречия, но как бы потом ни повернулась ситуация, мы остались единым организмом. Вообще наш театр всегда отличался удивительно здоровой атмосферой. И это все отмечали, когда приходили к нам работать. Потому что в основе Театра Маяковского – по-прежнему тот костяк, который был набран и воспитан Гончаровым. При нем был сильный диктат, но сам режиссер был для нас непреложным авторитетом, поэтому каких-то интриг у нас никогда не было. Под этим прессом мы плечом к плечу сплачивались. И у нас всегда были удивительно человеческие здоровые отношения. Сейчас в Театре Маяковского новый худрук – Миндаугас Карбаускис. И я считаю, это фантастическое приобретение для нашей труппы. Он удивительно одаренный и очень зрелый мастер. Прекрасно чувствует время, независимо от того, ставит ли он «Платонова» или «Будденброков». Для меня его спектакли – это абсолютно современное искусство. И театр зажил новой жизнью. Сегодня невозможно взять репетиционный зал: всюду началась работа. И мне очень нравится, что Миндаугас делает ставку на молодых, пригласил интересных режиссеров, а сам будет выпускать «Таланты и поклонники». Труппа ожила. Все ходят со светлыми лицами. И работа кипит.
http://www.teatral-online.ru/news/5234/