Когда поминают имя основоположника социалистического реализма, певца революции Алексея Максимовича Горького, первое, что всплывает в памяти – конечно, «Песнь о Буревестнике», «Песнь о Соколе», роман «мать», пьесы «на дне» и «Васса Железнова. Слегка напрягшись, можно вспомнить еще ряд хрестоматийных произведений, которые изучались в рамках школьной и институтской (гуманитарной) программы, но представить себе человека, который вспомнит про такие образцы драматургии как «Фальшивая монета», «Чудаки» или незавершен7ная пьеса «Яков Богомолов», мне довольно сложно.
В лучшем случае, эти названия всплывут в памяти со знаком «минус» - известно ведь, что и сам Горький не был доволен теми же «Чудаками», а язвительная Зинаида Гиппиус под псевдонимом Антон Крайний разнесла пьесу в пух и прах: «… Пьеса написана бессильно, мутно, нудно, и расплывчатые туманы едва позволяют проникнуть в желания автора», - писала она. А.С. Ауслендер вынес окончательный вердикт: в этой пьесе, по его мнению, «фельетонно-обличительные разговоры на общественные темы, приправленные для живости» любовной интригой, и ничего более. Горький оставляет далеко позади все, созданное им прежде…
Но поскольку 3 декабря 1910 года(через два месяца после опубликования пьесы) в Париже состоялась премьера любительского спектакля, сыгранного политическими эмигрантами-большевиками для пополнения партийной кассы, а на спектакле присутствовал Ленин, заинтересовавшийся и сочувственно отнесшийся к пьесе, - вычеркнуть ее совсем из наследия Горького не получилось; советское литературоведение рассматривало ее снисходительно и бегло, с вполне осознанной или невольной оглядкой на мнение вождя мирового пролетариата.
Еще раньше, в сентябре, премьера состоялась в Новом драматическом театре в Петербурге – ни малейшего успеха ей не сопутствовало! Критики единодушно отмечали, что Горький «как драматург давно пошел на убыль»: «неясность замысла», «смехотворность его воплощения», все содержание сведено к «адюльтерно-психологическим мотивам», а сама пьеса «сценически примитивная».
И – словно заколдовали этими словами «Чудаков»: постановки были редкими и , как правило, серьезного успеха не имели. Конечно, странно было бы сравнивать «Чудаков» с шекспировским «Макбетом», но, если не откровенных несчастий, то, по крайней мере, никакого счастья эта пьеса своим постановщикам и занятым в спектаклях артистам не принесла.
Может быть, именно поэтому ее предпочли забыть?
Но вот Юрий Иоффе на Малой сцене Театра им. Вл. Маяковского, много лет мечтавший поставить эту «заколдованную пьесу», наконец-то прорвался к ней, удивительно точно выбрав время. Если снова вспомнить В.И. Ленина, слегка перефразировав его слова, вчера было бы еще рано, а завтра может оказаться поздно – «Чудаки» вернулись к нам в момент, когда мы можем наиболее адекватно понять «бессильную, мутную и нудную» пьесу, потому что именно сегодня все мы переживаем то самое состояние, которое выразил один из героев «Чудаков»: «Люди, недобитые судьбой…»
Сценография Анастасии Глебовой и музыкальное оформление Виолетты Негруца создают тревожный, словно стронувшийся со своей оси мир, живущий под стук колес проносящегося мимо поезда, всполохов перебирающих друг друга музыкальных фрагментов в продуваемых всеми ветрами переплетениях то ли стен, то ли окон. Мир, в котором лишь одна «точка» устойчива и влечет, и манит, и завораживает: наверху в окне, полузадернутом белой шелковой шторой, горит зеленая лампа и стоит старинная чернильница с гусиным пером – тот космос творчества, искусства, вечного, неподверженного времени, что невольно приковывает взгляд…
Оттуда слышен в начале влюбленный шепот мужчины и женщины, туда устремляет острый, недобрый взгляд неожиданно приехавший врач Николай Потехин (замечательная работа Игоря Евтушенко), туда на протяжении всего действия то открыто, то исподволь посматривают все персонажи…
Почему? Да потому, что это – нечто неизменяемое, существующее помимо нашей , как существует Прекрасное. Кто бы ни был его пророком, глашатаем. Даже если это слабый, безвольный, но погруженный в творчество Константин Максаков (очень хорош в этой роли Евгений Парамонов), для которого все на этом свете вымышлено, непрочно, а единственно реален лишь мир его образов и их взаимоотторжений и взаимоотвлечений. Он прячется от жизни, как «глупый пингвин», который «прячет тело жирное в утесах» - об этом хрестоматийном, ставшем для нас уже комическим Горьком, не раз будет напоминать своими горячечными выкриками-декламациями умирающий Вася Турицын (Роман Фомин наделяет своего персонажа ярким темпераментом и естественным сочетанием смешного и страшного). Но при этом мастаков остается творцом, интеллигентом, нуждающемся в понимании, прощении…
Как нуждалось в нем поколение, оказавшееся между революцией 1905 года и Первой мировой войной, ослабшее и растерявшееся после бурных событий, которые ни к чему не привели, и в ожидании грядущих событий, которые были неизбежны. И среди них был Алексей Максимович Горький, тончайший драматург, ощутивший и на себе испытавший эту растерянность интеллигенции, стремление отгородиться от любой борьбы. Полагаю, сегодня мы заслужили право говорить об этом открыто, ни в чем не упрекая «Буревестника революции», прожившего большую часть жизни, если вспомнить слова А. И. Герцена, «с платком во рту».
Может быть, именно в это неполное десятилетие он был наиболее искренним в этой своей неуверенности, потерянности, поиске типологических черт времени и человека.
Об этом, к слову сказать, свидетельствует еще один немаловажный мотив «Чудаков». Известно, что Горький не любил Ф. М. Достоевского. Считал его творчество (особенно в послереволюционные годы) вредным для молодых поколений, но… всю жизнь не мог отделаться, освободиться от влияния великого русского мыслителя и писателя. Он был одержим то же «энергией заблуждения» (выражение Л. Н. Толстого), что и Достоевский – особенно в два периода своей жизни: когда писал «Чудаков» и когда создавал эпопею «Жизнь Клима Самгина».
В «Чудаках» перед нами влюбленная пара из «дядюшкиного сна», наделенная даже теми же именами – Зина (очень интересно играет ее Наталья Палагушкина) и умирающий Вася. Их любовь столь же вымучена, книжна, лишена живых корней, как и у персонажей Достоевского, но Горький делает шаг вперед – Зина сама говорит об этом, признаваясь Мастакову в отвращении, которое испытываешь к человеку, умершему несколько часов назад. И она сразу, немедленно (как и Зина из «Дядюшкиного сна») готова к новой любви – простой, ясной, не омраченной ни революционными порывами Васи, ни чем бы то ни было иным. Не в силу какой-то распущенности, безнравственности, а потому что вся жизнь, подобно поезду, придуманному Юрием Иоффе, несется мимо, стремительно, не останавливаясь, и необходимо успеть почувствовать эту жизнь, насладиться ею…
Такими же ощущениями живет возлюбленная Константина Мастакова Ольга (очень хороша в этой роли Дарья Поверенова), стремящаяся выиграть поединок и увести писателя от жены. Такими же, в сущности, ощущениями наполнена жизнь Самоквасова (Виктор Довженко наделяет своего недалекого персонажа яркими красками). Так же пытается деятельно участвовать во всем происходящем допущенная в интеллигентный мир горничная Саша ( в этой немногословной роли Анастасия Цветанович находит точные жесты и мимические оттенки)…
Лишь три человека становятся, по мысли режиссера, одновременно наблюдателями, полноценными участниками и (если снова вспомнить Достоевского) хроникерами происходящего. Это люди сильные, понимающие, как драматически изменилось все вокруг и как надо уметь противостоять этим изменениям самой своей внутренней сущностью. Это Вукол Потехин (замечательная работа Виктора Власова), язвительный, жесткий, умный. Наблюдательный человек, который, сидя в своем кресле почти без движения, видит все происходящее трезво и отчетливо.
Это мать Зины (Людмила Иванилова), сыгранная актрисой очень точно – переходы от одного настроения к другому, попытка во всем поддержать дочь и ее умирающего жениха и почти нескрываемое желание, чтобы он поскорее освободил молодую девушку, Людмила Иванилова играет выразительно, чувственно в самом высоком смысле понятия и поистине ювелирно.
И, наконец, это Елена (Наталья Филиппова), жена Мастакова, абсолютная героиня из Достоевского, женщина, сознательно и твердо назначившая себя в этой жизни жертвой, добровольно принесенной если не на алтарь искусства, то на алтарь того дарования, которым наделен ее муж. Наталья Филиппова играет сдержанно, временами даже скупо, но ее внутренняя сила, которую Николай Потехин презрительно называет «благородной комедией» Елена, наполнены огромной культурной традицией, которая особенно важна для Горького именно в этот период.
Юрий Иоффе поставил очень нужный сегодня спектакль. Нужный всем нам, оказавшимся в жерновах истории, живущим, по словам одного из героев «Чудаков», в стране, «где все чужды друг другу», а мимо постоянно проносятся поезда, увозящие от нас все, что было ценного в прежней жизни. И мы, «недобитые судьбой», с тоской смотрим вслед. Юрий Иоффе нашел какой-то удивительный способ напомнить нам, что поезда возвращаются.
Иногда.
Наталья Старосельская.Страстной Бульвар, 10 №7 – 157/2013
