По заведенному ритуалу Обломов с утра мечтательно начинает новую жизнь. В ритуал входят показательные выступления перед Захаром. Кругом пыль, причем пыль вековая. Ее скопилось немало. Илья Ильич даже ради акта демонстрации утруждает себя встать с обломовского дивана и в буквальном смысле пустить эту самую пыль в глаза: в свернутый лист бумаги в трубочку он выдувает густое серое облако. Квартира хоть и пыльная, но стильная, с картинами над диваном, с добротной мебелью (сценография Сергея Бархина). Захар тоже знает, какая роль отведена барином ему в этом утреннем церемониале. Чего ему копошиться, коли его господин уж который день не подписывает скопившиеся счета, обещает написать письмо владельцу квартиры, но так и не пишет. Захар булькает словами, но его речь адресована больше самому себе, чем Обломову. Слуга ворчит, что-то бубнит под нос, но совершенно мастерски забалтывает барина. Как только надо начать что-то делать, Захар машет рукой: мол, ладно – и исчезает в дверях со словами, что у него и блохи есть.
В инсценировке романа Гончарова не нашлось места другу Обломова – Штольцу. Его доверенным лицом в спектакле стала Ольга Ильинская (Анастасия Мишина). Штольц в спектакле как бы появляется «за кадром»: он привозит к своему другу Ольгу. Так в покойный мир Обломова вторгается женщина, больше самонадеянная, чем гордая, уверенная, как надо жить не только ей самой, но и другим, увлеченная задачей перевоспитания Ильи Ильича, инфантильного розовощекого помещика, который не хочет взрослеть.
После нескольких попыток окультуривания Обломова Ольга достигает своей цели. Поначалу ее пение не производит должного впечатления: кисть винограда на рояле куда больше интересует Илью Ильича. Он стыдливо дергает по виноградинке с кисти, стыдливо озирается, чтобы повторить манипуляцию. Однако, собрав в кулак остатки своего певческого мастерства, Ильинская производит переворот в душе Обломова, и он, кажется, неожиданно для самого себя выпаливает: «Я чувствую не музыку, – любовь».
Его охватывает дрожь, на которую он сам не находит управы: Обломов смотрит на свое тело, ему не подчиняющееся, с детским изумлением и смущением. «Страсть надо утопить в женитьбе», – позднее скажет он, но так и не сможет сделать решительного шага, поскольку для Обломова это не столько проблема воли, а нежелание становиться «другим», не тем, что он есть. С Ольгой их куда больше жизнь разъединяет, чем объединяет. Не нужны ему стопки аккуратно связанных книг, которые Ильинская в своем педагогическом раже привозит Илье Ильичу, и музыки он не любит, и в парке вместо того, чтобы гулять, сваливается наземь и храпит, и на завтрак «двух цыпленков» умял – Захар предательски показывает Ольге даже обглоданные барином косточки.
«Я наказана за гордость. Я надеялась оживить тебя, а ты давно умер», – скажет Ильинская при последнем свидании. Но Карбаускис не оставляет последнее слово за Ильинской. Агафья Матвеевна Пшеницына (Ольга Ергина), которая готовит телятину, штопает халат и чулки Ильи Ильича, куда лучше понимает душу барина. Она не ждет от него героических усилий: дает жить, как он хочет. И его чувство к простой женщине для режиссера не социальное поражение Обломова, а данность, которую надо принять, данность Обломова, желающего впадать в сон, спать, чтобы не замечать времени.
Ольга Галахова, «Независимая газета»
