В Театре им. Вл. Маяковского давали премьеру – «Любовь людей» Дмитрия Богославского в постановке Никиты Кобелева. Режиссеру и драматургу на двоих – около пятидесяти лет. А театр – в центре Москвы. Правда, сцена не основная – Малая, но менее интересно от этого не становится.
Тем более, что теоретически спектакль вполне можно играть и на большой сцене – он не «потеряется», а сценографически и вовсе впишется в нее идеально, особенно если задействовать только авансцену, как это было сделано в спектакле «На чемоданах». Вот только чем дальше по ходу действия, тем больше понимаешь, что есть в этом сценографическом стремлении к большой сцене некий прием.
Дело в том, что декорации, придуманные художниками Анастасией Бугаевой и Тимофеем Рябушинским, воспроизводят не столько реальную обстановку деревенских домов и дворов (не смотря на натуралистично и обильно насыпанную землю), сколько представление о них. Больше всего декорации напоминают кинематографический павильон-выгородку, где лаконично предусмотрены сразу все места действия. Достаточно легкого поворота «камеры», чтобы сменить картинку, а актерам нужно просто не выпадать из кадра.
Вернее, не совсем просто. В разговорах об этом спектакле неоднократно всплывало определение «гипер-реалистично», но, на мой взгляд, здесь присутствует, скорее, игра в документальность, свойственную новой драме. Актеры играют так, как они играли бы, под прицелом камер. Немножко «слишком». Таким образом, мы наблюдаем не столько жизнь деревни, сколько ее экранное воплощение.
Кажется, слишком сложно? Да нет, оказывается, что это жизнь на экране сегодня становится практически эталоном «нормальности», о которой грезят герои спектакля. И вот, играя в себя, они собой и становятся. Благодаря этому приему снимается даже фальшь отдельных сцен, по воле драматурга слишком щедро сдобренных истерикой.
И вот эта самая кинематографичность изложения и противится (если вдруг такая мысль возникнет) переносу «Любви людей» на большую сцену – слишком важны тут крупные планы, слишком нужен «сконцентрированный» зрительский взгляд. Ведь, когда сцена совсем близко, да еще и вытянута вширь, охватить ее целиком невозможно, потому-то волей-неволей внимание концентрируется не на общем плане, а на отдельных кадрах. Такой вот своеобразный монтаж.
Режиссерская работа здесь, вообще, радует. Особенно в первом действии. Множество мелких придумок, деталей (подобных распитию водки «в таз» или дождю, создаваемого с помощью воды из проржавевшей бочки), которые настолько «вкусны», что порой смаковать их куда интереснее, чем следить за отклонениями от основной сюжетной линии. Правда, к сожалению, действие второе уже грешит самоповторами, а финальный «снег», посыпающий все и вся из огнетушителя и вовсе кажется до обидного предсказуемым.
Предсказуемы, увы, и драматургические ходы. Прежде всего, само желание драматурга обязательно объединить в пьесе внутреннюю линию – линию страсти, продолжающую традиции и сюжеты «Леди Макбет Мценского уезда», «Власти тьмы» и «Любви под вязами», - с непременным желанием к обобщениям, стремлением одной историей дать срез всей беспросветной деревенской жизни. Синтез пока, увы, не удается. И вместо сжатого в пружину и ожидающего разрядки двухчасового спектакля, зрителю представляют действо в двух актах, которое длится более трех часов. При том, что пьеса вполне могла бы поддаться редакторским ножницам – иногда все-таки почтительное отношение режиссера к своему автору оказывается избыточным.
Как избыточным представляется и бесконечное явление пусть не невинно, но убиенного супруга к своей мучимой при его жизни, но такой любимой теперь супруге. Конечно, беседы с покойными – удобное подспорье и для движения сюжета, и для объяснения мотивов последующих поступков героев, но, ей-богу, даже в 16-17 веках Шекспир не злоупотреблял так призраками покойных, как современные драматурги!
О чем же остается сказать еще? Об актерах. Оставила для этого последние строки статьи не потому, что актеры – последние в этом спектакле, о ком можно говорить. Как раз наоборот. Здесь, как и в других постановках Маяковки этого сезона, стало окончательно очевидно, насколько сильная и разнообразная труппа собралась в театре. На премьерных показах всегда сложно, да и страшно выносить какие-нибудь – пусть даже предварительные оценки, хотя на многих артистов захотелось заново взглянуть и в других их ролях. Скажу лишь о Юлии Силаевой, которой выпала роль самая страшная – вобравшая в себя женщину в крайней степени отчаяния, страсти, нежной материнской любви, пронзительной беззащитности и непереносимой жестокости. После вчерашней премьеры, думаю, если есть глаза у режиссеров, нам недолго останется ждать возрождения античной трагедии на подмостках Театра им. Вл. Маяковского.
Да, а что же с сюжетом? Вот его пересказывать я не буду – все-таки история, разыгранная в небольшом пространстве Театра Маяковского во многом детективна, а потому невежливо было бы раскрывать будущим зрителям все перипетии этого деревенского триллера.
Ася Иванова. «Вечерняя Москва». 28.06.2012
