У современного театра есть тяга к автору как персонажу. Не как к всеведущему комментатору или альтер эго режиссера (такой автор в театре появлялся и раньше) — а как к участнику драмы. Тяга эта проявляется в разных формах и, кажется, независимо от поколенческих и эстетических пристрастий. Тексты Брехта и фигура Брехта равно интересовали Юрия Бутусова, когда он ставил со своими студентами один из самых ярких спектаклей прошедшего сезона «Кабаре Брехт». Дуэль Онегина и дуэль Пушкина равно важны для Дмитрия Крымова в спектакле «Своими словами. А. Пушкин. «Евгений Онегин»». Валерий Фокин в Александринском театре ставит спектакль «Маскарад», посвященный спектаклю «Маскарад», поставленному Всеволодом Мейерхольдом в 1917 году — и человек, похожий на Мейерхольда, разумеется, появляется на сцене. «Гоголь-центр» объявляет в репертуарном плане «Кафку» — драматург Валерий Печейкин, которому заказан сценический текст, уже сказал, что литературные и биографические сюжеты в этом тексте соединятся.
В этом сезоне пока что самое интересное высказывание на тему «автор как персонаж» принадлежит режиссеру Миндаугасу Карбаускису и драматургу Марюсу Ивашкявичюсу: спектакль «Русский роман» в Театре Маяковского.
Лев влюбляется, Лев женится, Лев пишет дневники, Лев изменяет жене, Лев болеет, Лев бежит, Лев умирает. Левин влюбляется, Кити выходит замуж, Алексей мирится с Алексеем, Анна болеет, Анна бежит, Анна умирает. Пьеса Ивашкявичюса — изящная и рассудочная — наполовину состоит из персонажей и обстоятельств романа «Анна Каренина», а наполовину из реалий биографии Толстого и людей его «ближнего круга».
Литературные персонажи и домочадцы физически отсутствующего автора в спектакле Карбаускиса друг на друга очень похожи — и одеждой, и речью, и переживаниями, и поведением, и обстоятельствами жизни. Более того, драматург одинаково щедро сочиняет новые ситуации и диалоги и для тех и для других, как будто проверяя и провоцируя — на что все они способны. Совсем девочка Кити никак не может признаться матери и доктору, что влюблена (Кити Веры Панфиловой — одна из лучших актерских работ спектакля — смесь паники и очарования, аттракциона и мелодрамы); Софья Андреевна (Евгения Симонова) ищет, изучает, прячет и перепрятывает дневники мужа — и не скажешь, которая из двух нелепее. Левин (Алексей Дякин), разговаривает с прислугой о своих книжках; Лев Львович Толстой (Алексей Сергеев), обижается на отца за вечное отсутствие внимания. Кто из двоих инфантильнее? Крестьянка Аксинья (Татьяна Орлова), «наложница» и мать незаконнорожденного графского сына,— и Анна Каренина (Мириам Сехон) с ее двумя неотлучными Алексеями (Вронский — Павел Пархоменко, Каренин — Сергей Удовик). Чья история правдоподобнее?
Разглядывать тех и других, с их дневниками, помолвками, ссорами, примирениями — разглядывать, сравнивая, угадывая и ошибаясь,— достаточно увлекательно. В каждой из сцен есть своя протяженность, все вместе они складываются в почти четырехчасовой, можно сказать, затяжной вечер. Режиссура Карбаускиса, вообще-то, затягивает в обоих смыслах слова — он не любит сокращать, пропускать ступеньки, вся последовательность развития сцены предъявляется публике. И это попеременно то заставляет сетовать на длинноты, то затягивает во втором смысле — постепенно завлекает, забирает внимание.
Подвести промежуточный итог можно уже после нескольких начальных сцен: жизнь литературна, как роман, а литературные герои неврастеничны и требовательны, как реальные чада и домочадцы. Вот только герои романа живут свободнее и легче, потому что о зависимости своей от гения ничего не знают — и, соответственно, претензий к нему не имеют. В отличие от родных и близких гения.
«Заверши меня!» — этот вскрик Софьи Андреевны, врезающийся в одну из сцен, кажется поначалу невыносимо искусственным. Самое интересное в спектакле Карбаускиса — то, как из этого «умышленного», «литературного» крика постепенно рождается главный сюжет, живой и действенный. И как история, начинавшаяся с многолюдной мозаики, сходится в одну точку.
Евгения Симонова в роли Софьи Андреевны начинает спектакль не как его центральная героиня, а как часть «домашнего круга». Но чем дальше, тем больше весь спектакль превращается в ее диалог с отсутствующим мужем — и в этом диалоге второй участник существует за счет созданного ею же объема. Что такое Толстой в спектакле Карбаускиса, мы узнаем по тому, как обращается к нему Софья. По тому, как она ревнует его, живого и полумертвого. Как следит за каждым движением вокруг себя — не отнимают ли у нее еще одну крупицу его внимания. Как ясно и без иллюзий признает себя его созданием, его Галатеей. Как, в конце концов, соглашается на любой скандал и любое оскорбление. Насмерть вцепившаяся в его любовь, в его величие, в его незаменимость, в его божественное предназначение — она пугает и покоряет одновременно.
В финале — финале спектакля и финале его жизни — Софья оказывается под окнами пресловутого станционного дома в Астапово, куда ее все равно не впустят. И чем дольше она унижается, тем величественнее и трагичнее выглядит. Ее финальная трагедия двойной природы — трагедия человека, теряющего центр и смысл существования, и трагедия персонажа, навсегда, безнадежно покинутого автором. Он так и не «завершил» ее. Всем этим Аннам, Кити и Левиным повезло куда больше.
Театр им. Вл. Маяковского (Основная сцена)
13 февраля и 7 марта, 18:00, 4 и 24 марта, 19.00
Ольга Федянина, «Коммерсант»
