В огромном тридцатитомном наследии писателя найдется еще не одна полузабытая пьеса. Такова малоизвестная комедия «Чудаки». Кстати, смешного в ней, кроме афористичной речи героев, немного. Судите сами: супружеские измены, скандалы, умирающий физик Вася (Роман Фомин), возненавидевший мир и свою невесту (Наталья Палагушкина), и жестокость общества, желающего скорейшей смерти обреченному. Это даже не чеховская комедия с убийственным в прямом смысле слова финалом, а неприкрытый цинизм с горчинкой сарказма — в пьесе узнается и автор, себя высмеивающий.
Кстати, на афише спектакля — задорный усач, а главный герой — писатель Мастаков (Евгений Парамонов), с упоением размышляющий вслух: «Я буду много писать о матерях». Преклоняющийся перед женщиной-символом литератор направо и налево изменяет своей терпеливой праведнице жене (Наталья Филиппова). Ее же делегирует обязанность объясниться с любовницей (Дарья Повереннова) — ну, не по силам этому мужчине заботы и тяжелые мысли. Его стихия — порхать как мотылек от юбки к юбке и воспевать жизнь, что «лучше людей». При этом писатель не только старается обмануть читателя «утешительной ложью», но и сам в нее искренне верит. Что с него взять? — Чудак. Так и проходят будни интеллигенции — на даче за чаем и обсуждением нового романа Мастакова — в обоих смыслах: литературном и амурном. Фоном — косые заборы и невзрачный дощатый фасад летнего домика. Зато украшениями служат милые скатерки, цветы, перепелка в клетке, уютные кресла с пледами. Идиллию нарушают лишь лай соседской собаки да хрипы больного.
«Чудаков» можно поставить по-антрепризному задорно — уж слишком много пикантностей, семейных объяснений и разоблачений. Но для дачных обитателей они столь привычны, что удивляется любвеобильности писателя только заезжая соседка. Четырехактная пьеса без напряженной фабулы вполне тянет и на другую интерпретацию: Россия гибнет, а интеллигенция, погрязшая в пороке, занята лишь болтовней. Сентенции на эту тему здесь представлены обильно. «Чудаки» писались в 1910-м, когда Горький находился на Капри, а судьбы Родины, как известно, лучше видятся на расстоянии. Но Иоффе представил пьесу, не вдаваясь ни в пошлость семейных распрей, ни в патетику диванной философии (если закрыть глаза на Васины декламации «Буревестника»). Его герои — не прогнивший класс и не помеха на пути революции, а обаятельные жизнелюбы, воплощенные в добротных актерских работах — «просто, легко и красиво». На фоне похорон они флиртуют и целуются, в преддверии исторической катастрофы мечтают и беззаботно ловят перепелов. А как же громкие слова о будущем страны? Так это «ревматизм понуждает к философии». Неприкаянные, глуповатые, грешные, «недобитые люди» во сто крат милее умирающего со злобными упреками на устах революционера.
Может быть, именно поэтому век назад пьесу заклеймили как провальную. Перед читателем предстал не пережиток строя — отвратительное склочное семейство Железновых, а ищущие спокойствия и счастья чудаки, в которых Горький вложил часть себя. В революционном времени им, безыдейным и нелепым, места не нашлось, а в нашем — даже слишком вольготно.
Анна Чужкова, газета Культура №13, 2013
