Режиссер Светлана Землякова десять лет назад уже обращалась к прозе поэта, переводчика, писателя Асара Эппеля, подготовив спектакль со студентами ГИТИСа. И вот три года спустя после смерти автора режиссер вернулась к его прозе и выпустила на Сретенке первую премьеру из шести заявленных Театром Маяковского на сезон 2015/16 годов. В спектакле заняты недавние выпускники ГИТИСа и мастера театра.
Марсель Пруст, главный специалист по поискам утраченного времени, уверял, что ничего не воскрешает прошлое с такой легкостью, как вдруг вернувшийся запах или вкус. «Я увидел ее опять недавно и внезапно. Траву моего двора», – так начинается спектакль Светланы Земляковой по прозе Асара Эппеля. Асар Эппель воскрешает эту Атлантиду советского людского муравейника силой памяти, любви и тоски. Режиссер Светлана Землякова и актеры Маяковки точно ловят особый музыкальный ритм рассказа недавно ушедшего прекрасного и недооцененного прозаика.
Музыка здесь рождается из помешивания супа в жестяной кастрюльке, из звука пилы, из дроби каблуков. Автор (он же участник музыкального ансамбля «Парк Ф.Э. Дзержинского») Алексей Золотовицкий подхватывает любую песню, аккомпанируя ей на рояле и подпевая. Он все время рядом с разворачивающимися событиями, рядом с вызванными его памятью персонажами, но и чуть отдельно, на отшибе.
Актеры Маяковки с любовью и нескрываемой иронией рисуют обитателей давно канувшего в Лету московского дворика с беспорядочно разбросанными хибарами с их нахлобученными крышами, поленницей дров и керосиновой лавкой в конце улицы. Хороша Дарьиванна (Наталья Филиппова), счастливая домовитая московская домовладелица. Одновременно смешна и трогательна старая дева-учительница Софья Петровна, старательно отстаивающая свое единственное женское право – пудрить сизоватый нос белой мукой. И просто глаз не оторвать от Василь Гавриловича, умеющего пообщаться с поляком, немцем, гагаузом, молдаванином и даже с китайцами, крымским татарином, кроткими корейцами, но предпочитавшего объясняться на языке державных москалей.
Но сердце этого двора, конечно, местная Афродита – дочь Дарьиванны и падчерица Василь Гавриловича Валька. Вера Панфилова сумела передать действительно божественное сочетание невинности и бесстыдства. Цветение жаркой женской плоти, которая распускается, как цветок, и жадно взыскует любви. Черные глаза смотрят на редко наезжающего мужа с такой призывной тоской, что камень бы растаял. И тает добрый молодец, «секретный летчик» Николай (Евгений Матвеев), который жаждет отбомбиться со своим заплатанным «У-2» в секретной Корейской войне. Жаждет он «отбомбиться» и дома, на побывке. На сцене удалось передать то свойство прозы Эппеля, которое писательница Татьяна Бек определяла так: «Полузвериная-полукрылатая эротика, когда «Песнь песней» словно пересаживается (и прорастает!) в помоечную почву задворок».
«Николай, бомби» – доносится Валькин призыв с террасы, где заперлись молодые, и «уже третий час аж даже гвозди ходили в досках». На сцене ходит ходуном простыня, завешивающая крохотный встроенный шкаф с полками, заставленными соленьями. Сценограф Алина Бровина использовала минимум аксессуаров – распахивающиеся в стене окна, где плывут облака и нависает голая голодная луна. Черные скамьи, железные двухъярусные кровати, черная вышка радийной кабины, где вальяжно расположился Диктор всесоюзного радио – Алексей Сергеев, который читает сводки погоды, включает оперные арии и выступления Молотова…
Странным образом, чем тщательнее воспроизводит режиссер-постановщик давно ушедшее время, тем острее чувство дежа вю. Приметы начала 1950-х вдруг так накладываются на переживаемый момент, что и иголочки не просунуть. Очередной Молотов «стойко и неуклонно, неколебимо и неуступчиво, несмотря на происки поджигателей войны, четко и недвусмысленно проводит миролюбивую и последовательную политику, как мирную, так и оборонную, как защищая, так и отстаивая». Наши летчики снова бомбят чужое государство, откуда привозят домой ароматные палочки и веера. И, небось, снова действительны инструкции сбивать вражеский американский самолет, даже ненароком попавший в твой квадрат.
Стоя на скамейке, два секретных летчика – наш Николай (Евгений Матвеев) и американец Зяма (Алексей Золотовицкий) – уверенно маневрируют, сжимая в руках оконные рамы и иногда переговариваясь в эфире. Но вот помахавший крыльями на прощание Зяма попадает в квадрат обстрела отличника боевой подготовки Николая, и его лицо мертвеет. Но вопреки строжайшей инструкции Николай не нажимает гашетку, а кричит в мегафон: «Ручку возьми на себя, падла! Тинь-тинь-теньк-теньк! Бери свой курс, эбьёна мазер!..»
И это один из лучших моментов богатого на эффектные сцены спектакля.
…Ощущение жизненного тупика, выпукло описанного Асаром Эппелем, дополняется и углубляется в спектакле ощущением тупика исторического. Как будто сама история движется не по спирали, а по кругу. И тайные благодатные возможности растущих на твоем дворе трав открываются только тогда, когда уже нет ни двора, ни травы, ни тех, кому бы ты хотел помочь…
Ольга Егошина, «Новые известия»
Оригинальный адрес статьи
